Риск и трудности человеческой свободы. Альбер Камю: Абсурдный человек. Риск и трудности человеческой свободы Основные проблемы и идеи философии Камю

Бегин Менахем 1913–1992 премьер-министр Израиля, лауреат Нобелевской премии мира 1978 года Менахем (Вольфович) Бегин родился 16 августа 1913 года в Брест-Литовске. Его отец был секретарем брест-литовской еврейской общины, одним из первых в городе примкнувшего к сионизму –

Рабин Мцхак 1922–1995 премьер-министр Израиля, лауреат Нобелевской премии мира 1994 года Ицхак Рабин родился 1 марта 1922 года в Иерусалиме в семье украинского еврея Неемии Рабина (Рубицова) и его жены Розы (Коэн), уроженки Могилева.Когда Неемии Рубицову было 18 лет, он отправился

Алфёров Жорес Иванович р. 1930 российский физик, лауреат Нобелевской премии 2000 года Жорес Иванович Алфёров родился в белорусско-еврейской семье Ивана Карповича Алфёрова и Анны Владимировны Розенблюм в белорусском городе Витебске. Имя получил в честь Жана Жореса,

Гинзбург Виталий Лазаревич 1916–2009 российский физик-теоретик, лауреат Нобелевской премии 2003 года Виталий Лазаревич Гинзбург родился в 1916 году в Москве в семье инженера, специалиста по очистке воды, выпускника Рижского политехникума Лазаря Ефимовича Гинзбурга и врача

Ландау Лев Давидович 1908–1968 физик-теоретик, лауреат Нобелевской премии 1962 года Родился в еврейской семье инженера-нефтяника Давида Львовича Ландау и его жены Любови Вениаминовны в Баку 22 января 1908 года. С 1916 года учился в бакинской еврейской гимназии, где его мать была

Франк Илья Михайлович 1908–1990 советский физик, лауреат Нобелевской премии 1958 года Родился 23 октября 1908 года в семье математика Михаила Людвиговича Франка и Елизаветы Михайловны Франк (ур. Грациановой), незадолго до того переселившихся в Санкт-Петербург из Нижнего

Пастернак Борис Леонидович 1890–1960 один из крупнейших поэтов XX века, лауреат Нобелевской премии 1958 года Будущий поэт родился в Москве в творческой еврейской семье. Отец – художник, академик Петербургской Академии художеств Леонид Осипович (Исаак Иосифович) Пастернак,

Бродский Иосиф Александрович 1940–1996 русский и американский поэт, лауреат Нобелевской премии 1987 года Иосиф Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде в еврейской семье. Отец, Александр Иванович Бродский, был военным фотокорреспондентом, вернулся с войны в 1948 году и

Альбер Камю и демократ Летом 1967 года журналистская судьба забросила меня аж в Усть-Каменогорск. Так получилось, что в местной гостинице собралось нас несколько молодых журналистов из самых разных концов Союза. Вечера коротали в местном буфете за кружкой пива, которое в

Лауреат государственной премии Присуждение премии посмертно за актерскую работу – роль Жеглова в фильме «Место встречи изменить нельзя» и за авторское исполнение песен и баллад – это в какой-то степени восстановление справедливости по отношению к талантливому певцу,

(1913 — 1960) в 50-е гг. был одним из “властителей дум” мировой интеллигенции. Первые публикации, открывшие первый период творчества, две небольшие книги коротких лирических эссе “Изнанка и лицо” (1937) и “Бракосочетания” (1939) были изданы в Алжире. В 1938 г. Камю написал пьесу “Калигула”.

Во время он был активным участником сопротивления. В те годы им были опубликованы эссе “Миф о Сизифе” и повесть “Посторонний” (1942), заканчивающие первый период творчества.

Появившиеся в 1943 — 1944 гг. “Письма немецкому другу” открывают второй период творчества, продолжавшийся до конца жизни. Наиболее значительными произведениями этого периода являются: роман “Чума” (1947); театрализованная мистерия “Осадное положение” (1948); пьеса “Праведные” (1949); эссе “Бунтующий человек” (1951); повесть “Падение” (1956); сборник рассказов “Изгнание и царство” (1957) и др. Камю также выпустил в этот период три книги “Злободневных заметок” (1950, 1953, 1958). В 1957 г. Альберу Камю была присуждена Нобелевская премия. Посмертно были опубликованы его роман “Счастливая смерть” и “Записные книжки”.

Составить представление о философии Альбера Камю непросто, так как взгляды, изложенные в его литературных и философских произведениях, “предоставляют возможность для самых разнообразных трактовок”. При всем том характер этой философии, ее проблематика и направленность позволили историкам философии единодушно оценить ее как разновидность экзистенциализма. В мировоззрении А. Камю и в его творчестве нашли отражение особенности развития европейской философской традиции.

Камю не сомневался в реальности мира, отдавал он себе отчет и в важности движения в нем. Мир, по его мнению, не устроен разумно. Он враждебен человеку, и эта враждебность восходит к нам сквозь тысячелетия. Все, что мы о нем знаем, малодостоверно. Мир постоянно ускользает от нас. В своем представлении о бытии философ исходил из того, что “бытие может выявить себя только в становлении, становление же ничто без бытия”. Бытие отражается в сознании, но “до тех пор, пока разум безмолвствует в неподвижном мире своих надежд, все взаимно перекликается и упорядочивается в столь желанном ему единстве. Но при первом же движении весь этот мир трещит и разрушается: познанию предлагает себя бесконечное множество мерцающих осколков”. Познание Камю рассматривает как источник преобразования мира, но он предостерегает от неразумного использования знаний.

Философ соглашался с тем, что наука углубляет наши знания о мире и человеке, но он указывал на то, что эти знания всё еще остаются несовершенными. По его мнению, наука до сих пор не дает ответа на самый настоятельный вопрос — вопрос о цели существования и смысле всего сущего. Люди заброшены в этот мир, в эту историю. Они смертны, и жизнь предстает перед ними как абсурд в абсурдном мире. Что же делать человеку в таком мире? Камю предлагает в эссе “Миф о Сизифе” сконцентрироваться и с максимальной ясностью ума осознать выпавший удел и мужественно нести бремя жизни, не смиряясь с трудностями и бунтуя против них. При этом вопрос о смысле жизни приобретает особое значение, его мыслитель называет неотложнейшим. С самого начала человек должен “решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить”. Ответить на этот “ ” — значит решить серьезную философскую проблему. По мнению Камю, “все остальное…. второстепенно”. Стремление жить, полагает философ, диктуется привязанностью человека к миру, в ней “есть нечто более: сильное, чем все беды мира”. Эта привязанность дает человеку возможность преодолеть разлад между ним и жизнью. Ощущение этого разлада порождает чувство абсурдности мира. Человек, будучи разумным, стремится упорядочивать, “преобразовывать мир в соответствии со своими представлениями о добре и зле. Абсурд соединяет человека с миром”.

Считал, что жить означает исследовать абсурд, бунтовать против него. “Я извлекаю из абсурда, — писал философ, — три следствия — мой бунт, мою свободу и мою страсть. Посредством одной только работы ума я обращаю в правило жизни то, что было приглашением к смерти, — и отвергаю самоубийство”.

По мнению А. Камю, человек имеет выбор: либо жить в своем времени, приспосабливаясь к нему, либо пытаться возвыситься над ним, но можно и вступить с ним в сделку: “жить в своем веке и веровать в вечное”. Последнее не импонирует мыслителю. Он считает, что от абсурда можно заслониться погружением в вечное, спастись бегством в иллюзии повседневности или следованием какой-то идее. Иными словами, снизить давление абсурда можно с помощью мышления.

Людей, пытающихся возвыситься над абсурдом, Камю называет завоевателями. Классические образцы людей-завоевателей Камю находил в произведениях французского писателя А. Мальро. Согласно Камю, завоеватель богоподобен, “он знает свое рабство и не скрывает этого”, путь его к свободе освещает знание. Завоеватель — это идеал человека для Камю, но быть таковым, по его мнению, — это удел немногих.

В абсурдном мире абсурдно и творчество . Согласно Камю, “творчество — наиболее эффективная школа терпения и ясности. Оно является и потрясающим свидетельством единственного достоинства человека: упорного бунта против своего удела, настойчивости в бесплодных усилиях. Творчество требует каждодневных усилий, владения самим собой, точной оценки границ истины, требует меры и силы. Творчество есть род аскезы (т. е. отрешенности от мира, от его радостей и благ — С. Н.). И все это “ни для чего”... Но может быть важно не само великое произведение искусства, а то испытание, которого оно требует от человека”. Творец подобен персонажу древнегреческой мифологии Сизифу, наказанному богами за ослушание на вкатывание огромного камня на высокую гору, который всякий раз скатывается с вершины к подножью горы. Сизиф обречен на вечную муку. И все же зрелище скатывания каменной глыбы с высокой горы олицетворяет величие подвига Сизифа, а его нескончаемые мучения служат вечным укором несправедливым богам.

В эссе “Бунтующий человек ”, размышляя о своем времени как о времени торжества абсурда, Камю пишет: “Мы живем в эпоху мастерски выполненных преступных замыслов”. Предшествующая эпоха, по его мнению, отличается от нынешней тем, что “раньше злодеяние было одиноким, словно крик, а теперь оно столь же универсально, как наука. Еще вчера преследуемое по суду, сегодня преступление стало законом”. Философ отмечает: “В новые времена, когда злой умысел рядится в одеяния невинности, по страшному извращению, характерному для нашей эпохи, именно невинность вынуждена оправдываться”. При этом граница между ложным и истинным размыта, и правила диктует сила. В этих условиях люди делятся “не на праведников и грешников, а на господ и рабов”. Камю полагал, что в нашем мире господствует дух нигилизма. Осознание несовершенства мира порождает бунт, цель которого — преображение жизни. Время господства нигилизма формирует бунтующего человека.

Согласно Камю, бунт — это не противоестественное состояние, а вполне закономерное. По его мнению, “для того чтобы жить, человек должен бунтовать”, но делать это надо, не отвлекаясь от первоначально выдвинутых благородных целей. Мыслитель подчеркивает, что в опыте абсурда страдание имеет индивидуальный характер, в бунтарском же порыве оно становится коллективным. Причем “зло, испытанное одним человеком, становится чумой, заразившей всех”.

В несовершенном мире бунт выступает средством предотвращения упадка общества и его окостенения и увядания. “Я бунтую, следовательно, мы существуем”, — пишет философ. Он рассматривает здесь бунт как непременный атрибут человеческого существования, объединяющий личность с другими людьми. Итогом бунта выступает новый бунт. Угнетенные, превратившись в угнетателей, своим поведением подготавливают новый бунт тех, кого они превращают в угнетенных.

Согласно Камю “в этом мире действует, один закон — закон силы, и вдохновляется он волей к власти”, которая может реализовываться с помощью насилия.

Осмысливая возможности применения насилия в бунте, Камю не был сторонником ненасилия, так как, по его мнению, “абсолютное ненасилие пассивно оправдывает рабство и его ужасы”. Но в то же время он не был и сторонником чрезмерного насилия. Мыслитель полагал, что “эти два понятия нуждаются в самоограничении ради собственной плодотворности”.

У Камю от простого бунта отличается метафизический бунт, представляющий собой “восстание человека против всего мироздания”. Такой бунт метафизичен, поскольку оспаривает конечные цели людей и вселенной. В обычном бунте раб протестует против угнетения, “метафизический бунтарь бунтует против удела, уготованного ему как представителю рода человеческого”. В метафизическом бунте формула “Я бунтую, следовательно, мы существуем”, характерная для обычного бунта, меняется на формулу “Я бунтую, следовательно, мы одиноки”.

Логическое следствие метафизического бунта — революция. При этом отличие бунта от революции состоит в том, что “...бунт убивает только людей, тогда как революция уничтожает одновременно и людей, и принципы”. По мнению Камю, история человечества знала только бунты, революций же пока еще не было. Он считал, что “если бы один единственный раз свершилась подлинная революция, то истории уже не было бы. Было бы блаженное единство и угомонившаяся смерть”.

Пределом метафизического бунта является, по Камю, метафизическая революция, в ходе которой во главе мира становятся великие инквизиторы. Идея о возможности появления великого инквизитора была позаимствована А. Камю из романа Ф. М. Достоевского “Братья Карамазовы”. Великие инквизиторы устанавливают на земле царство небесное. Им по силам то, что оказалось не по силам Богу. Царство небесное на земле как воплощение всеобщего счастья возможно “не благодаря полной свободе выбора между добром и злом, а благодаря власти над миром и унификации его”.

Развивая эту мысль на основе анализа представленийФ. Ницше о природе свободы, А. Камю приходит к выводу о том, что “абсолютная власть закона не есть свобода, но не большей свободой является абсолютная неподвластность закону. Расширение возможностей не дает свободы, однако отсутствие возможностей есть рабство. Но и анархия тоже рабство. Свобода есть только в том мире, где четко определены как возможное, так и невозможное”. Однако “сегодняшний мир, по всей видимости, может быть только миром господ и рабов”. Камю был уверен в том, что “господство — это тупик. Поскольку господин никоим образом не может отказаться от господства и стать рабом, вечная участь господ жить неудовлетворенными или быть убитыми. Роль господина в истории сводится только к тому, чтобы возрождать рабское сознание, единственное, которое творит историю”. По мнению философа, “то, что именуют историей, является лишь чередой длительных усилий, предпринимаемых ради обретения подлинной свободы”. Иными словами, “... история — это история труда и бунта” людей, стремящихся к свободе и справедливости, которые, согласно Камю, связаны. Он считал, что выбирать одну без другой нельзя. Философ подчеркивает: “Если кто-то лишает вас хлеба, он тем самым лишает вас и свободы. Но если у вас отнимают свободу, то будьте уверены, что и хлеб ваш тоже под угрозой, потому что он зависит уже не от вас и вашей борьбы, а от прихоти хозяина”.

Он считает буржуазную свободу выдумкой. По мнению Альбера Камю, “свобода — дело угнетенных, и ее традиционными защитниками всегда были выходцы из притесняемого народа” .

Анализируя перспективы человеческого существования в истории, Камю приходит к неутешительному выводу. По его мнению, в истории человеку ничего не остается, как “жить в ней... приноравливаясь ко злобе дня, т. е. либо лгать, либо молчать”.

В своих этических воззрениях Камю исходил из того, что реализация свободы должна опираться на реалистическую мораль, так как моральный нигилизм губителен.

Формулируя свою нравственную позицию, Альбер Камю писал в “Записных книжках” : “Мы должны служить справедливости, потому что существование наше устроено несправедливо, должны умножать взращивать счастье и радость, потому что мир наш несчастен”.

Философ полагал, что для достижения счастья богатство не обязательно. Он был против достижения индивидуального счастья путем принесения несчастья другим. Согласно Камю, “самая большая заслуга человека, чтобы жить в одиночестве и безвестности”.

Эстетическое в творчестве философа служит выражению этического. Искусство для него является средством обнаружения и описания тревожных явлений жизни. Оно, с его точки зрения, может послужить оздоровлению общества, так как способно вмешиваться в течение жизни.

Annotation

Альбер Камю (1913–1960) - французский писатель и философ, лауреат Нобелевской премии. Советскому читателю уже известны многие его произведения: повесть «Посторонний», роман «Чума», пьеса «Калигула» и др.

Настоящий сборник включает статьи, эссе и записные книжки писателя, наиболее полно отражающие его художественные, философские и эстетические взгляды, помогающие понять его творческую индивидуальность. Это: «Миф о Сизифе», «Надежда и абсурд в творчестве Кафки», «Творчество и свобода», «Шведские речи» и др.

«Всякая жизнь, посвященная погоне за деньгами, - это смерть. Воскрешение - в бескорыстии.» Записные книжки, тетрадь IV.

Альбер Камю. ТВОРЧЕСТВО И СВОБОДА: СТАТЬИ, ЭССЕ, ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ

К. Долгов. КРАСОТА И СВОБОДА В ТВОРЧЕСТВЕ АЛЬБЕРА КАМЮ

МИФ О СИЗИФЕ

Рассуждение об абсурде

Человек абсурда

Абсурдное творчество

Миф о Сизифе

НАДЕЖДА И АБСУРД В ТВОРЧЕСТВЕ КАФКИ

ТВОРЧЕСТВО И СВОБОДА

Творчество и свобода

Защита свободы

Испания и культура

Время надежды

Хлеб и свобода

Художник и его время

Критические эссе

Художник в тюрьме

Роже Мартен дю Гар

ШВЕДСКИЕ РЕЧИ

ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ

Тетрадь № I

Тетрадь № II

Тетрадь № III

Тетрадь № IV

Тетрадь № V

Тетрадь № VI

Альбер Камю. ТВОРЧЕСТВО И СВОБОДА: СТАТЬИ, ЭССЕ, ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ

К. Долгов. КРАСОТА И СВОБОДА В ТВОРЧЕСТВЕ АЛЬБЕРА КАМЮ

Выдающийся французский писатель, эстетик, философ, моралист Альбер Камю (1913–1960) был наряду с Жан-Полем Сартром на протяжении нескольких десятков лет «властителем дум» прогрессивной французской и европейской интеллигенции. Ему принадлежат: блестящие лирические эссе «Изнанка и лицо», «Бракосочетания», философский трактат «Миф о Сизифе», «Письма к немецкому другу», историко-философские сочинения «Бунтующий человек», «Злободневные заметки», очерки «Изгнание и царство», «Лето», повести «Посторонний», «Падение», романы «Чума», «Счастливая смерть», «Записные книжки», пьесы «Калигула», «Недоразумение», «Осадное положение», «Праведные», «Бунт в Астурии», а также инсценировки по романам Достоевского «Бесы», Фолкнера «Реквием по монахине» и др., до сих пор вызывающие огромный интерес читателей и зрителей многих стран мира, в том числе и нашей страны. Органическое слияние удивительного литературного дарования с философской глубиной позволило Камю создать свой литературно-философский стиль художественного исследования и осмысления современной эпохи, современного человека, его сознания и самосознания, высших человеческих ценностей, смысла жизни, сущности истории, культуры и цивилизации.

Не случайно каждое произведение Камю вызывало горячие споры - признание или неприятие. Но Камю упорно и настойчиво продолжал развивать свои идеи и темы, не примыкая ни к одной из борющихся сторон. Будучи глубоко антибуржуазным писателем, Камю не получает признания сытых, благополучных и благоустроенных буржуа, в то же время его не признают и резко критикуют те, кому он, кажется, наиболее близок, - левая прогрессивная интеллигенция. Быстро обретя мировую славу, Камю остается малоизвестным у себя на родине - во Франции, по крайней мере французская молодежь, участвовавшая в майских событиях 1968 года, его почти не знала. Осуждая эксплуатацию, угнетение, социальное неравенство и несправедливость во всех видах и формах, Камю был «чужим», «посторонним», человеком «опасных», «подрывных» идей, взглядов и настроений. Отвергая историю как панацею от всех бед, Камю восстанавливает против себя приверженцев исторического мессианства. Выступая против абсолютизации надежды, оборачивающейся в конце концов ложью и обманом, Камю вызывает на свою голову проклятия фанатичных сторонников всех религий, церквей и учений. Ниспровергая существовавшие и существующие ценности, дезориентирующие и разоружающие человека перед лицом подлинно человеческих проблем, он навлекает на себя негодование «лучших» представителей различных слоев и классов, не мыслящих своего существования без этих ценностей, содержание которых сводится к сугубо материальным интересам. Не доверяя революции и ее глашатаям и носителям и в то же время воспевая бунт и восстание как критерии всякой революции, Камю восстанавливает против себя псевдореволюционеров всех мастей. А отказ Камю от почитаемого тысячелетней традицией звания философа и провозглашение себя моралистом означало не только скептическое и презрительное отношение к модной современной философии, но и личное мужество встать на защиту человека и человеческого достоинства, подлинных человеческих ценностей и давно забытой социальной справедливости. Он всем своим творчеством призывает к созданию универсальных ценностей, к созиданию универсального человеческого сознания, общества и культуры, основанных на самой высокой нравственности. Его духовные прозрения убеждают в нетленности человеческого духа, для которого гораздо важнее не столько возводить храмы, ибо в них могут наряду с праведниками в равной степени, а то и в гораздо большей, господствовать торгаши, менялы и фарисеи, сколько лелеять человеческие души, которые легко сломать и искалечить, если они не осознали свою силу и свое бессилие.

Изучая произведения Канта, Гегеля, Кьеркегора, Шопенгауэра, Ницше, Толстого, Достоевского, Хайдеггера, Ясперса, Сартра и других писателей и мыслителей XIX–XX веков, Камю приходит к выводу, что их стремление к истине, к осмыслению бытия объяснялось неприятием и отрицанием существующих форм социальной жизни. Самые различные формы угнетения и подавления человека - экономическое, социальное, политическое, нравственное, религиозное, эстетическое, информационное - вели к обесчеловечиванию человека и человеческого общества, к отчуждению и дегуманизации, к обесцениванию ценностей, к выхолащиванию и уничтожению идеалов. Грандиозная тоталитарно-бюрократическая машина, кажется, только и занималась тем, чтобы развенчивать и подавлять все человеческое, превращать людей в ничтожные детали своего изначально обесчеловеченного механизма, в исполнителей самых незначительных и самых будничных функций. К этой варварской работе по обесчеловечиванию человека был привлечен весь исполинский государственный аппарат: репрессивные органы, средства массовой информации, общественные организации, молодежные и профессиональные объединения, различного рода международные организации. Все силы и все средства этой машины, кажется, были направлены на то, чтобы все упростить до предела, все разложить на элементарные составные части, дабы каждая из них изо дня в день повторяла одни и те же операции, выполняла одни и те же простейшие функции. Банализация, предельная упрощенность и вульгаризация охватывают всю социальную жизнь общества и индивида: от экономической до художественной. В конце концов все то, что раньше создавало определенный смысл человеческого бытия - общественная жизнь и общественный труд, всеобщие ценности, идеи и идеалы, близкие и далекие индивидуальные и социальные цели и т. д., - теперь, наоборот, ведет к утрате и исчезновению смысла. Человек уже не может распоряжаться ни самим собой, ни собственной жизнью, ни собственной судьбой - он игрушка, марионетка в руках могучих и анонимных сил, которые поступают с ним, как им заблагорассудится. Уже не может быть и речи о том, чтобы человек творил мир в соответствии со своими идеями и идеалами, скорее наоборот, он сам превращается в вещь среди других вещей, со всеми вытекающими из этого положения последствиями.

В прежние эпохи смыслообразующим стержнем был Бог. Конец XIX и начало XX века ознаменовались провозглашением смерти Бога (Достоевский, Ницше). С этого времени смыслообразующим стержнем стала смерть Бога, его исчезновение. Вся ответственность за происходящее в этом мире возлагается отныне на человека, который в силу своей обесчеловеченности не в состоянии справиться со столь великой задачей. Поскольку смысл жизни всегда поддерживал и определял различные социальные и индивидуальные нормы и ценности (нравственные, этические, эстетические, культурные и т. д.), то с утратой смысла все эти нормы и ценности приходят в упадок и разрушаются. Но ведь то же самое относится и к истине: если утрачивается смысл жизни, то утрачивается и интерес к познанию истины, к ее поиску и утверждению. Тогда рациональное отношение к миру уступает место иррациональному отношению и истолкованию. Что же остается делать «бедным маленьким людям», на что им надеяться, откуда и от кого ждать избавления и спасения?

В «Мифе о Сизифе», как заметил сам Камю, речь идет об анализе или трактовке абсурдной чувственности, абсурдного мироощущения, а не абсурдной философии, которая нашему времени неизвестна. К тому же если абсурд рассматривался до сих пор как некий вывод, итог, то Камю рассматривает его как отправной пункт, исходную точку зрения. Речь идет не о метафизике и не о предрассудках, а об исследовании «болезни духа» в ее чистом состоянии.

Хотя Камю часто называли философом-экзистенциалистом, он сам не жаловал эту философию и не разделял ее основных принципов и положений. «Нет, я не экзистенциалист… Сартр - экзистенциалист, и единственная книга идей, которую опубликовал, - „Миф о Сизифе“ - была направлена против философов, называемых экзистенциалистами».

Действительно, в «Мифе о Сизифе» Камю подвергает резкой критике современные течения в философии и прежде всего философию экзистенциализма. Однако эта критика носит скорее описательный, чем исследовательский характер. Ему, видимо, важнее было описать симптомы интеллектуальной болезни XX века, чем установить диагноз, констатировать ее наличие, чем лечить.

Рассматривая различные философские учения нашего времени, Камю замечает их общую «ахиллесову пяту» - отрицание, которое является для них главным: «Для экзистенциалистов отрицание - и есть их Бог… Бог этот поддерживает себя отрицанием человеческого разума». «Но еще никогда, быть может, атака на разум не была столь напористой, как в наше время… От Ясперса до Хайдеггера, от Кьеркегора до Шестова, от феноменологов до Шелера, в области логики и в области морали целое семейство умов, родственных в их ностальгии, противоположных по их методам и целям, упорствовало в том, чтобы перегородить столбовую дорогу разума и отыскать свои прямые пути к истине».

Философская мысль эпохи, согласно Камю, колеблется между крайней рационализацией реального и крайней его иррационализацией, а крайности, как известно, сходятся. Расхождения и различия между ними кажущиеся. Вообще, как полагает Камю, несправедливо считать, что понятие разума имеет единственное значение и смысл, нельзя не учитывать того, что разум представляет собою нечто человеческое и, как таковой, он может обращаться не только к реальному, но и к божественному. Например, в эпоху Плотина перед разумом встала альтернатива: адаптироваться или умереть. Естественно, разум адаптировался. «У Плотина он из логического превращается в эстетический. Метафора замещает силлогизм». Адаптация, как видно, дорого обошлась разуму, по существу, он должен был отказаться от своего самого важного оружия - логики: место логики заняла эстетика, к тому же религиозно-мистического толка. Правда, утоление плотиновской меланхолии осуществлялось одновременно смещением страха в сферу божественного. Не потому ли Камю приходит к неутешительному выводу: «Мысль человека есть его ностальгия». Если разум Гуссерля стремился к тому, чтобы уничтожить какие бы то ни было границы, чтобы...

Альбер Камю родился 7 ноября 1913г. в небольшом городке Мондови (северная Африка), в семье француза, переехавшей из Эльзаса. Его отец был сельскохозяйственным рабочим. После смерти отца - переезд в Алжир, где в 1923-1930 гг. Альбер обучался в гимназии. В 1930г. он заболел туберкулезом, что сорвало планы академической карьеры. В 1932-1936гг. Камю учился философии в университете Алжира, где по окончании учебы им была написана работа "Христианская метафизика и неоплатонизм". В 1934 г. - во время, когда многие западные интеллигенты были воодушевлены идеями марксизма и социализма - Камю вступил в коммунистическую партию Франции, из которой вышел в 1937 г. в знак протеста против ее политики в арабском вопросе. На долю Камю выпала трудная судьба: он был служащим в экспортном бюро, продавал запчасти к автомобилям, был домашним учителем. С 1938 г. он работал как журналист.

Для творчества Камю характерно то, что многие свои сокровенные мысли и идеи он выражал через злободневную публицистику. С 1938 г. и вплоть до начала второй мировой войны он работал в газете "Республиканский Алжир". Главная тема его газетных очерков - бесправие арабского населения Алжира, его бедствия, которые, как прозорливо предвидел Камю, должны были привести к глубокому социальному протесту. Во время второй мировой войны Камю (в 1942 г. возвратившийся во Францию) участвовал, как член подпольной группы, объединившейся вокруг газеты "Комба", в движении Сопротивления. С конца августа 1944 г. эта газета вышла из подполья и стала одним из важнейших органов левого движения во Франции. Камю писал для нее передовицы. Подобно многим в послевоенной Франции, где образовался широкий временный союз антифашистов, где идеи социализма снова стали популярными, Камю призывал перейти "от Сопротивления к революции". Но вскоре временные союзы стали распадаться. Газета "Комба" превратилась в еженедельник. Циклы материалов, вышедших из-под пера Камю (например, цикл статей 1946г. "Ни жертвы, ни палачи"), по прежнему привлекали к себе интерес читателей.

Во время войны и после нее появились замечательные художественно-философские сочинения Камю: повесть "Посторонний" (1942), философское сочинение "Миф о Сизифе" (1942), роман "Чума" (1947); сочинение "Бунтующий человек" (1951) и другие работы. Альберу Камю была присуждена Нобелевская премия по литературе за 1957 г. Философские идеи писатель выражал и в своих драматургических произведениях - в пьесах "Калигула" (она была поставлена сразу после войны и имела огромную популярность во Франции), "Осадное положение" и "Праведники". Камю ставил на театре инсценировки по произведению У. Фолкнера "Реквием по монахине" и по "Бесам" Ф. Достоевского. В 50-х годах в публицистической работе Камю особой темой стал призыв к отмене смертной казни (цикл очерков "Размышления о гильотине"). Продолжалась его борьба против колониальной политики Франции в Алжире. 4 января 1960 г. Камю погиб в автомобильной катастрофе. Камю, как и другие французские экзистенциалисты, не был кабинетным философом, последователем какой-либо философской школы. Обладавший, по свидетельствам знавших его людей, солидными философскими знаниями, он не был склонен писать систематические философские произведения. В одном из интервью Камю сказал, что недостаточно верил в разум, чтобы верить в систему. При этом, на что справедливо обращают внимание исследователи, философские сочинения Камю отличаются ясностью мысли, четкостью структуры и рациональностью аргументации.

В центре философствования Камю - проблема главных антиномий человеческого существования. (Слово "антиномия" употребляется в широком смысле - как противоречие, раскол). Эти антиномии выражают напряжение и противоречие между позитивностью и абсурдностью жизни, между миром бунта и миром благости. Как они анализируются в философии Камю?

Основные проблемы и идеи философии Камю.

Философские идеи Камю - в еще большей степени, чем у Сартра, - вплетены в ткань характеров, образов, ситуаций художественных произведений. Сочинения Камю, которые можно считать собственно философскими ("Миф о Сизифе" или "Бунтующий человек"), однако, мало похожи на обычные философские трактаты, с их систематическими теоретическими построениями, дефинициями, цитатами и т.д. В значительной степени специфика философствования Камю была обусловлена главным объектом его интереса. А им стал мир переживаний и мыслей той личности, которую сам Камю назвал "абсурдным человеком". Абсурдный человек, абсурдные рассуждения (философия, уловившая абсурдность существования и попытавшаяся его осмыслить), абсурдное творчество (литература и искусство, чьим героем становится абсурдный человек) - таковы темы сочинения Камю "Миф о Сизифе".

Абсурдный человек.

"Что представляет собой абсурдный человек?" - это главный вопрос, от обсуждения которого зависит решение других проблем философии Камю. Абсурдный человек, пишет Камю, "ничего не предпринимает ради вечности и не отрицает этого. Не то чтобы ему вообще была чужда ностальгия. Но он отдает предпочтение своему мужеству и своей способности суждения. Первое учит его вести не подлежащую обжалованию жизнь, довольствоваться тем, что есть; вторая дает ему представление о его пределах. Уверившись в конечности своей свободы, отсутствии будущности у его бунта и в бренности сознания, он готов продолжить свои деяния в том времени, которое ему отпущено жизнью. Здесь его поле, место его действий, освобожденное от любого суда, кроме его собственного. Более продолжительная жизнь не означает для него иной жизни".

Камю противопоставляет свой образ абсурдного человека традиционным и современным философско-антропологическим, моральным, религиозным конструкциям, представлениям о человеческой сущности. В философии и творчестве Камю заключена дерзкая претензия на то, что он сможет подойти к действительной сущности человека ближе, чем это удавалось другим исследователям. Тем не менее "абсурдный человек" - тоже специфическая философская конструкция. Ее создание в произведениях Камю - непрерывная полемика. Прежде всего она ведется против религиозного подхода к человеку, а также против учений, навязывающих человеку моральные нормы извне - согласно предписаниями общества, заповедям религии и т.д. "Абсурдный человек готов признать, что есть лишь одна мораль, которая не отделяет от Бога: это навязанная ему свыше мораль. Но абсурдный человек живет как раз без этого Бога. Что до других моральных учений (включая и морализм), то в них он видит только оправдания, тогда как ему самому не в чем оправдываться. Я исхожу здесь из принципа его невиновности".

Позицию абсурдного человека Камю очерчивает словами Ивана Карамазова: "Все позволено". Однако "абсурд не есть дозволение каких угодно действий". Слова Карамазова означают лишь то, что ничего не запрещено. Почему же? Согласно Камю, абсурдный человек не принимает традиционную концепцию, устанавливающую связь между причинами и следствиями поступков. И хотя ум абсурдного человека "готов к расплате", он делает это не потому, что чувствует за собой какую-либо вину или греховность, вменяемую всякому человеку христианством. Для него, абсурдного человека, "существует ответственность, но не существует вины". Формальные правила и поучения этики, расчеты научного ума теряют для абсурдного человека сущностный смысл. Поучительны лишь живые примеры, доносящие до нас дыхание человеческих жизней. "Мною выбраны только те герои, - пишет Камю, - которые ставили своей целью исчерпание жизни (или те, кого я считаю таковыми). Я не иду дальше этого. Я говорю о мире, в котором и мысли и жизни лишены будущего. За всем, что побуждает человека к труду и движению, стоит надежда. Так оказывается бесплодной единственная нелживая мысль. В абсурдном мире ценность понятия или жизни измеряется плодотворностью".

Герои, на примере которых Камю высвечивает понятие "абсурдный человек", - это Дон Жуан (и донжуанство), Актер (и актерство), Завоеватель, Писатель-творец. В конце главы об абсурдном человеке Камю замечает: "Приведенные выше образы не содержат моральных поучений и не влекут за собой суждений. Это наброски, в них намечен стиль жизни. Любовник, комедиант или авантюрист ведут абсурдную игру. Но на это способны, при желании, и девственник, и функционер, и президент республики. Достаточно знать и ничего от себя не скрывать... Я выбрал крайние случаи, когда абсурд наделяет поистине царской властью. Правда, это власть принципов, лишенных царства. Но их преимущество перед другими в том, что они знают об иллюзорности всех царств... Как бы то ни было, абсурдному рассуждению надо было вернуть всю Яркость красок. Воображение может добавить немало других его обличий - изгнанников, прикованных к своему времени; людей, которые, не зная слабости, умеют жить соразмерно вселенной без будущего. Этот абсурдный и безбожный мир населен утратившими надежду и ясно мыслящими людьми".

Мир абсурдного человека у Камю выписан жестко и сильно. Это человек, не верящий в Бога, Божий промысел и божью благодать. Он не верит в будущее, лишен надежд и иллюзий. "Чувство абсурдности поджидает нас на каждом углу". Причина в том, что мир природы и другой человек всегда содержат в себе нечто несводимое к нашему познанию, ускользающее от него. "Бывает, что привычные декорации рушатся . Подъем, трамвай, четыре часа в конторе или на заводе, обед, четыре часа работы, трамвай, ужин, сон; понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, все в том же ритме - вот путь, по которому легко идти день за днем. Но однажды встает вопрос "зачем?" Все начинается с этой окрашенной недоумением скуки".

Скука выводит человека из колеи рутинной, монотонной жизни. Она толкает его к пониманию того, что приходится взваливать груз безотрадной жизни на свои собственные плечи. "Скука является результатом машинальной жизни, но она же приводит в движение сознание. Скука пробуждает его и провоцирует дальнейшее: либо бессознательное возвращение в привычную колею, либо окончательное пробуждение. А за пробуждением рано или поздно идут следствия: либо самоубийство, либо восстановление хода жизни". Скука становится чуть ли не действующим лицом и в художественных произведениях Камю. Она изображена так ярко, так мастерски, что путь от поистине "метафизической" скуки к самоубийству не кажется преувеличением. Писатель-философ вскрывает глубокую, с его точки зрения, экзистенциально неразрывную связь между "чуждостью" мира, его "первобытной враждебностью", между отчужденностью от нас других людей, утратой веры в бога и моральные ценности, между угрозой смерти, словим, между всей совокупностью абсурдных (именно для человека) обстоятельств жизни и "абсурдных чувств" - и мучительным желанием человека покончить с непереносимостью жизни, вырваться из круга абсурда. Так на первое место в философии Камю выдвигается вопрос о самоубийстве. "Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема - проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, - значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное - имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями - второстепенно".

Самоубийство, замечает Камю, чаще всего рассматривается как социальный феномен. "Мы же, напротив, с самого начала ставим вопрос о связи самоубийства с мышлением индивида. Самоубийство подготавливается в безмолвии сердца... ". Основным стремлением Камю как раз оказывается правдивое, лишенное морализма описание того феномена интеллекта и чувств, который можно было бы назвать тягой к самоубийству. Она порождена, как ясно из сказанного, абсурдностью, безнадежностью как отличительными чертами человеческого удела . Мир вне человека не абсурден . "Если абсурд и существует, то лишь во вселенной человека". Однако, настаивает Камю, призвание человека - найти силы жить в состоянии абсурда. "Итак, я вывожу из абсурда три следствия, каковыми являются мой бунт, моя свобода и моя страсть. Одной лишь игрой сознания я превращаю в правило жизни то, что было приглашением к смерти, и отвергаю самоубийство". "Все рассуждения и зарисовки данного эссе резюмируются "мифом о Сизифе". Если Ницше предложил утратившему христианскую веру человечеству миф о "вечном возвращении", то Камю предлагает миф об утверждении самого себя - с максимальной ясностью ума, с пониманием выпавшего удела человек должен нести бремя жизни, не смиряясь с ним - самоотдача и полнота существования важнее всех вершин. Абсурдный человек избирает бунт против всех богов".

Философия Камю в контексте экзистенциалистской мысли.

Конструирование и описание мира абсурдного человека заставляет Камю более внимательно и обстоятельно разобрать самые близкие ему, т.е. экзистенциалистские, концепции. Камю признает, что основная антиномия, пронизывающая жизнь абсурдного человека, - "столкновение между иррациональностью и исступленным желанием ясности" - в XIX и XX в. была предметом глубокого интереса философов и писателей, ставших "защитниками прав иррационального". "От Ясперса к Хайдеггеру, от Кьеркегора к Шестову, от феноменологов к Шелеру в логическом и моральном плане целое семейство родственных в своей ностальгии умов, противостоящих друг другу по целям и методам, яростно преграждает царственный путь разума и пытается отыскать подлинный путь истины. Я исхожу здесь из того, что основные мысли этого круга известны и пережиты. Какими бы ни были (или ни могли бы быть) их притязания, все они отталкивались от неизреченной вселенной, где царствуют противоречие, антиномия, тревога и бессилие".

Заслуживает быть отмеченным, что раскрывая истоки, предпосылки, основные линии развития экзистенциальной мысли, Камю воздает должное русской философии и культуре. Так, он достаточно подробно анализирует одну из самых ранних в Европе форм экзистенциализма - философию Л. Шестова , которую он нередко разбирает в определенном типологическом единстве с творчеством С. Кьеркегора. От мечая заслуги Шестова в критике разума, Камю дает его подходу противоречивую оценку: "Шестов делает правомерный вывод о тщете разума... Законы природы значимы в известных пределах, за которыми они оборачиваются против самих себя и порождают абсурд. В дескриптивном плане, независимо от оценки их истинности в качестве объяснений, они также вполне законны. Шестов приносит все это в жертву иррациональному. Исключение требования ясности ведет к исчезновению абсурда - вместе с одним из терминов сравнения. Абсурдный человек, напротив, не прибегает к такого рода уравнениям. Он признает борьбу, не испытывает ни малейшего презрения к разуму и допускает иррациональное. Его взгляд охватывает все данные опыта, и он не предрасположен созерцать скачок, не зная заранее его направления. Он знает одно: в его сознании нет больше места надежде".

Разбору образов, понятий, идей Достоевского Камю уделил особое внимание. Пожалуй, среди писателей, которых Камю называет романистами-философами (это Бальзак, Сад, Стендаль, Пруст, Мальро, Кафка), на первое место он ставит именно Достоевского. Художественные произведения его, утверждает Камю, "целиком стоят под знаком абсурда", т.е. наиболее ясно и прозрачно вырисовывают антиномии сознания и действия абсурдного человека. "Итак, в романах, как и в "Дневнике", ставится абсурдный вопрос. Ими утверждается логика, идущая вплоть до смерти, экзальтация, "странная" свобода, сделавшаяся человеческой царская слава. Все хорошо, все дозволено, и нет ничего ненавидимого: таковы постулаты абсурда. Но сколь удивительно творчество, сделавшее столь понятными для нас эти существа из льда и пламени! Мир страстей и безразличия, бушующий у них в сердцах, совсем не кажется нам чудовищным. Мы находим в этом мире повседневную тревогу. Несомненно, что никому, кроме Достоевского, не удавалось передать всю близость и всю пытку абсурдного мира".

Однако Камю не приемлет того главного пути, который (хотя и по-разному) указан русскими философами типа Шестова и "писателями-экзистенциалистами" типа Достоевского. Взывая к Богу, всерьез обещая царство божие и бессмертие души, Шестов, Достоевский и другие их последователи искусственно снимают то напряжение, которое сами столь мастерски, а в случае Достоевского - гениально, сумели воспроизвести. И тогда становится ясно, что перед нами - не абсурдный писатель, что его произведения - не абсурдны: в них лишь ставится проблема абсурда. "Ответ Достоевского - смирение или, по Ставрогину, "низость" . Абсурдное произведение, напротив, не дает ответа. В этом все отличие". Аналогичные обвинения адресованы Кьеркегору, несмотря на то что он признан одним из лучших авторов, повествовавших об абсурде. "Христианство, которым он был так запуган в детстве, возвращается под конец в самом суровом виде". Кьеркегор, согласно Камю, требует "жертвоприношения интеллекта". Поэтому все перечисленные писатели и философы совершают "философское самоубийство" : они знают о мире абсурда, об абсурдном человеке, великолепно описывают его, но в конце концов своими поисками будущего, надежды, утешения в Боге и благодаря им как бы перечеркивают антиномии абсурда. В связи с этим Камю дает своеобразную оценку феноменологии Гуссерля. Заслугу последнего Камю усматривает в том, что было отвергнуто трансцендентное могущество разума. Благодаря феноменам "вселенная духа... неслыханно обогатилась. Лепесток розы, межевой столб или человеческая рука приобрели такую же значимость как любовь, желание или законы тяготения. Теперь мыслить - не значит унифицировать, сводить явления к какому-то великому принципу. Мыслить - значит научиться заново видеть, стать внимательным; это значит управлять собственным сознанием, придавать, на манер Пруста, привилегированное положение каждой идее или каждому образу". Феноменология "...открывает интуиции и сердцу все поле феноменов..." . На примере Гуссерля Камю хочет тем не менее пояснить, что требование ясности, отчетливости по отношению к познанию и освоению мира невыполнимо. Отсюда - великая трагедия человека, поверившего в разум. "То, что я не в силах познать, неразумно. Мир населен такими иррациональностями" .

Серьезной проблемой для Камю стало размежевание с экзистенциалистами - Ясперсом, Хайдеггером, Сартром. Камю возражал против того, чтобы его считали философом и писателем-экзистенциалистом. Правда, он не мог отрицать, что многое роднит его с экзистенциальной мыслью Германии, Франции, России. По сути дела, понятия "экзистенция", "существование", "пограничная ситуация" "работают" и в сочинениях Камю. Роман "Чума", о котором в первой части раздела уже шла речь, по существу, ярко иллюстрируют экзистенциалистские категории пограничной ситуации, страха, вины, ответственности. Во многих отношениях "образцовым" экзистенциалистским произведением была повесть Камю "Посторонний" .

Одинокий холостяк Мерсо, служащий конторы и житель предместья Алжира - человек заурядный, обуреваемый скукой, безразличием. В приюте умирает мать, Мерсо едет на похороны. На следующий день жизнь, казалось, входит в обычную колею. Но вот Мерсо - во многом неожиданно для самого себя, под влиянием какого-то отупения, вызванного жарой, - убивает человека. Повесть - бесхитростный, на первый взгляд, рассказ Мерсо. Написана эта краткая повесть простым языком, блестяще стилизованным под записки искреннего человека, который поставлен перед угрозой смертельного наказания и не желает ничего скрывать ни от себя, ни от следователей. Этой искренности Камю противопоставляет лицемерие следствия, ритуализм действий и суждений чиновников. Повесть "Посторонний" и ее авторская интерпретация (Мерсо осужден потому, что не играет в игру окружающих его людей, отказывается лгать) вызвали бурную реакцию читателей, породили целую гору откликов и интерпретаций. "Все выглядит так, словно не будь нелепого срыва на берегу моря, "посторонний", смотришь, и решил бы квадратуру житейского круга: как и для чего жить, если жизнь - приближение к смерти. Во всяком случае, Камю, видевший в Мерсо "человека, который, не претендуя на героизм, согласен умереть за правду", делает немало, чтобы внушить веру в избранный в "Постороннем" путь решения. И не достигает желаемого". Ибо нельзя забыть, что ценой, уплаченной за нелицемерное, но опасное следование случайным побуждениям и умонастроениям, за экзистенциальные прозрения в пограничной ситуации оказывается человеческая жизнь, даже две жизни, если считать жертву и самого "постороннего". Впрочем, ведь замысел Камю мог состоять в том, чтобы, зарисовав антиномию между раскованностью поведения человека и необходимостью придерживаться внешних индивиду правил морали и законов права, показав, к какой трагедии может вести обострение антиномии, не предложить решения, оставить вопрос открытым.

В полемике с другими экзистенциалистами Камю затрагивает вопрос о своих принципиальных с ними разногласиях. Упрек в адрес Ясперса похож на те, которые обращены против Шестова и Кьеркегора. С одной стороны, Ясперс "осознал, что вселенная потрясена до самых оснований". С другой стороны, не обнаружив в опыте ничего, кроме признания собственного бессилия, "Ясперс разом утверждает трансцендентное бытие опыта и сверхчеловеческий смысл жизни... Это рассуждение совершенно нелогично. Его можно назвать скачком".

Спор Камю с Сартром не менее важен. Сартр, как мы видели, считал, что в человеческом бытии существование предшествует сущности и что человек целиком и полностью ответствен за то, как он сформулирует свою сущность. В отличие от Сартра, изображающего человеческую сущность чистой возможностью, Камю считает, что бытие человека изначально определено человеческой природой и содержит в себе набор возможностей, ограничивающих человеческую свободу.

Что касается спора с Хайдеггером, то смысл его более глубок, чем об этом можно судить по прямым антихайдеггеровским высказываниям. Дело не только в том, что Камю предпочитал абстрактно-заумному стилю хайдеггеровских Произведений прозрачный, почти классический, искренний, лишенный двусмысленностей, хотя и постоянно парадоксальный стиль письма и рассуждения. Главное - в тех выводах и основаниях, которые могла позволить себе "философия абсурда" Камю. Пожалуй, смысл этого размежевания резче всего выразился в "Письмах к немецкому другу ". Конечно, тут нет прямой полемики с Хайдеггером. Но имеется в виду тот тип экзистенциального философствования, который глубоко и красноречиво раскрывает драматизм человеческого удела, а потом оставляет человека наедине с отчаянием, так что путь к националистическому или какому-либо иному опьянению оставлен открытым. О своей позиции Камю писал так: "Я же, напротив, избрал для себя справедливость, чтобы сохранить верность земле. Я продолжаю думать, что мир этот не имеет высшего смысла. Но я знаю также, что есть в нем нечто, имеющее смысл, и это человек, ибо человек - единственное существо, претендующее на постижение смысла жизни. Этот мир украшен, по крайней мере, и наша задача - вооружить его убедительными доводами, чтобы он с их помощью мог бороться с самой судьбой" . Таким образом, разделяя суждение о противоречивости традиционного гуманизма, Камю далек от того, чтобы пожертвовать гуманизмом как таковым, чтобы придерживаться нигилистических позиций в отношении человека и человеческой культуры. Это выводит нас к темам глубокого сочинения Камю "Бунтующий человек ".

Философская анатомия бунта.

"Бунтующий человек" - произведение многослойное, трудное для понимания и интерпретации. Кратко можно сказать так: Камю стремится понять, как человек и человечество становятся способными к убийствам, войнам, через какие идеи и концепции осуществляется их оправдание.

Камю напоминает о результатах, достигнутых им в философии абсурда. Поскольку человечество поднаторело как в осуждении, так и в защите ("когда это нужно, неизбежно" и т.д.) войн и убийств, следует признать, что существующая этика не дает однозначного логически обоснованного решения проблемы. Отказ от самоубийства в философии абсурда косвенно свидетельствовал, что можно привести и доводы против убийства. Но вопрос все же оставался непроясненным. Теперь, в "Бунтующем человеке", он был поставлен в повестку дня. Отталкиваясь от философии абсурда, утверждает Камю, мы пришли к тому, что "первая и единственная очевидность", которая дается в опыте абсурда - это бунт.

"Бунтующий человек" - первая тема рассматриваемого сочинения Камю. "Это человек, говорящий "нет". Но, отрицая, он не отрекается: это человек, уже первым своим действием говорящий "да"". Бунт римского раба, внезапно отказавшегося подчиняться господину, самоубийство русских террористов на каторге из протеста против издевательства над товарищами по борьбе - примеры, из анализа которых Камю делает вывод: "В опыте абсурда страдание индивидуально. В бунтарском прорыве оно приобретает характер коллективного существования. Оно становится общим начинанием... Зло, испытанное одним человеком, становится чумой, заразившей всех. В наших повседневных испытаниях бунт играет такую же роль, какую играет "cogito" в порядке мышления: бунт является первой очевидностью. Но эта очевидность извлекает индивида из его одиночества, она является тем общим, что лежит в основе первой ценности для всех людей. Я бунтую, следовательно, мы существуем"" .

Камю разбирает вопрос о "метафизическом бунте". "Метафизический бунт - это восстание человека против своего удела и всего мироздания. Этот бунт метафизичен, поскольку оспаривает конечные цели человека и вселенной" . Значение метафизического бунта велико. Сначала бунт не посягает на устранение Бога. Это только "разговор на равных". "Но речь идет не о куртуазной беседе. Речь идет о полемике, воодушевляемой желанием взять верх". Камю прослеживает этапы метафизического бунта - постепенно возникающие в философии тенденции "уравнивания" человека с Богом. Затем у Камю следует анализ тех форм бунта и тех "исследований" бунта, которые разбираются на примерах творчества маркиза де Сада, Достоевского (он признан одним из лучших исследователей "мятежного духа"), Ницше, сюрреалистической поэзии. Основное содержание книги - это анализ тех форм бунта, которые в XIX и XX в. переросли в сокрушительные по своим последствиям революции. Камю подходит к "историческому бунту" отнюдь не как историк и не как философ истории. Его более всего интересует, какие умонастроения и идеи толкали (и толкают) людей к цареубийству, революционной смуте, к террору, войнам, массовому уничтожению иноплеменников и соплеменников. Философским и социально-политическим идеям приписывается поистине решающая роль в этих процессах. Философия Гегеля и гегельянцев, словом, разновидности "немецкой идеологии" и на германской, и на "германизированной" русской почве XIX в. внимательно исследуются как идейные предпосылки разрушительных революционных бунтов. Специальное внимание уделено Белинскому, Герцену, русским нигилистам 60-х годов, теоретику анархизма Бакунину, народнику Нечаеву. Главка "Разборчивые убийцы" анатомирует историю и идеологию российского терроризма XIX и XX в. Анализируется и марксизм, в том числе и его восприятие на русской почве. "Бунт и революция" - это тема остается для Камю стержневой на протяжении всего его анализа. Связь между ниспровержением принципов, революционным потрясением устоев и уничтожением людей представляется автору "Бунтующего человека" несомненной. "Революция в области принципов убивает Бога в лице его наместника. Революция XX в. убивает то, что осталось божественного в самих принципах, и освящает, таким образом, исторический нигилизм".

Камю усматривает сходство между фашизмом и коммунизмом, хотя и принимает во внимание различия между ними. Но сходство есть, и оно проистекает в конечном счете из ложной философии истории, из призыва к бунту. "Фашизм желал учредить пришествие ницшеанского сверхчеловека. И тут же понял, что если Бог существует, он может быть кем угодно и чем угодно, но прежде всего - владыкой смерти. Если человек хочет стать Богом, он должен присвоить себе право на жизнь и смерть других. Но, сделавшись поставщиком трупов и недочеловеков, он сам превратился не в Бога, а в недочеловека, в гнусного прислужника смерти. Рациональная революция в свою очередь стремится реализовать предсказанного Марксом всечеловека. Но стоит принять логику истории во всей ее тотальности, как она поведет революцию против ее собственной высокой страсти, начнет все сильней и сильней калечить человека и в конце концов сама превратится в объективное преступление".

Несмотря на жесткую критичность в отношении бунта и революции, Камю воздает должное бунту и революционности, поскольку они порождены человеческим уделом. И следовательно, несмотря на величайший риск и опасности, бунтарству следует пройти через самокритику и самоограничения. "...Революционный дух Европы может в первый и последний раз задуматься над своими принципами, спросить себя, что за отклонение толкает его к терроризму и войне, и вместе с целями бунта обрести верность самому себе". Заключительные страницы "Бунтующего человека" вряд ли убедительны. Блестяще развенчав бунтующее, революционаристское, нигилистическое сознание и действие, Камю пытался внушить своему читателю, что возможны "истинный бунт" и "новый революционаризм", свободные от разрушительных последствий. И все-таки вера в человека, принявшего на себя "риск и трудности свободы", точнее, вера в миллионы одиночек, "чьи творения и труды каждодневно отрицают границы и прежние миражи истории" - вот о чем говорил в последних своих работах выдающийся писатель и незаурядный философ Альбер Камю.